КГБ: дело «Поэт»

В истории нашей страны, России, период, когда Россия была СССР, до сих пор является темой для бурных дискуссий и непримиримых позиций относительно значения этого периода в истории русской цивилизации.

Не вступая в такую дискуссию и не открывая новую, однако, с полной уверенностью необходимом констатировать, что СССР был великой державой, могучей империей и опыт его государственного строительства и идеологического базиса, на котором это государственное строительство осуществлялось, и по сей день представляет собой эксперимент, невиданный в истории человечества.

Как и в любом эксперименте в СССР было много разного, потому что СССР двигался в своём развитии общественного социума первопроходцем, не имея ни аналогов, ни подсказок. И эксперимент этот во многом дал массу положительного в социальном контексте, что ещё может быть востребовано в будущем, если человечество окончательно не скатится в ад тотального потребительства.

Мощь СССР на мировой арене, особенно после победы в Великой Отечественной войне, определяла мировую политику.

И руководители такого государства, которые с определённого момента с небольшим временным промежутком именовались Генеральными секретарями (на фото ниже), также были известны и узнаваемы во всём мире.

Между Сталиным и Брежневым с 1953 по 1964 годы первым лицом СССР был Н.Хрущёв в звании не Генерального секретаря Коммунистической партии Советского Союза, а в звания Первого секретаря ЦК КПСС.

Но масштабов самой власти, сосредоточенной в руках первого секретаря, это не меняло и ничем не отличалось от возможностей генерального секретаря.

Именно эти люди, как принято говорить, «делали» историю страны и историю мира. И каждый из этих людей имел свои привязанности увлечения, присущие любому человеку, кем бы он ни был по должности и занимаемому посту

Перед тем как стать Генеральным секретарём ЦК КПСС с 10 ноября 1982 по 9 февраля 1984 года, на совсем короткий срок, Юрий Владимирович Андропов в должности председателя в течение 15 лет возглавлял самый мощный и самый эффективный в мире аппарат внешней разведки и внутренней контрразведки в СССР под названием Комитет Государственной Безопасности. Одна лишь эта аббревиатура, КГБ, во многих врагов Советского Союза, как внешних, так и внутренних – вселяла шок и трепет.

Разведка и контрразведка имеются у любого уважающего себя государства, и СССР не был здесь исключением. И деятельность КГБ в мотивациях идеологии перехода от строительства развитого социализма к строительству коммунизма в отдельной взятой стране, в СССР, с точки зрения борьбы со всеми проявлениями, этому строительству мешающими, была абсолютно необходима, логична и востребована.

Методы же этого противостояния антисоветским проявлениям можно сколь угодно долго обсуждать или осуждать, но отрицать факт того, что они вызывались объективной необходимостью в складывающейся вокруг и внутри СССР обстановкой – будет неправильно. У каждой эпохи своя логика.

У каждой эпохи свои цели. И у каждой эпохи в истории любого государства свои враги, с которыми государство борется так, как считает необходимым это делать для сохранения своей незыблемости.

КГБ и был именно таким щитом и мечом, стоявшими на страже незыблемости СССР.

Ю.В.Андропов на посту председателя КГБ чётко сформулировал концепцию безопасности СССР, на основании которой и выстраивалась вся работа всех подразделений Комитета Государственной Безопасности

• Первый пояс постулировал внутренне единство и последовательный рост благосостояния граждан СССР.
• Второй нацеливался на укрепление надёжности блока социалистических стран и нарастающее укрепление связей со странами, в этот блок не входивших, но близких по мировоззрению к СССР.
• Третий ставил задачей наращивание помощи международному коммунистическому движению по разнообразным направлениям.
• Четвёртый рассматривал все остальные страны и международные организации противниками социалистической системы, то есть «врагами» СССР.

Можно как угодно сейчас подвергать критике эти «пояса» с «вершины» нашего послезнания драматических событий развала СССР и что этому развалу предшествовало именно внутри страны и в силу ошибок именно руководства СССР в управлении страной.

Но наше объективное послезнание последовательности событий и фактов не в состоянии отразить субъективные мотивации непосредственных участников исторического процесса и понимание того, как и почему те или иные ошибки были совершенны: по злому ли умыслу, в силу недостаточности анализа обстановки и прогноза на перспективу, по причине непрофессионализма или ещё как.

На посту председателя КГБ, а затем на посту Генерального секретаря Ю.Андропов руководствовался в своей деятельности, прежде всего, интересами страны и людей так, как он эти интересы понимал. И теми методами, которые эти интересы защищали

С одной стороны Ю.Андропов во всех организациях разного социального профиля внедрил спецотделы, которые мониторили, отслеживали и анализировали общественное настроение в стране.

А функционировавшие до Андропова отделы по борьбе с идеологическими диверсиями, находившиеся в ведении ЦК КПСС, были переподчинены КГБ СССР. А в рамках самого КГБ было создано 5-е управление, занимавшееся идеологической контрразведкой внутри страны для купирования инокомыслия относительно коммунистической идеологии. Причём методами не радикального силового давления или прямого физического устранения, а более изощрённо, ставя задачу сломить противника советской власти и коммунистической идеологии психологически. Для этого применялась открытая слежка, увольнение с работы, запугивание или принудительное заключение «антисоветчиков» в психиатрические клиники на принудительное «лечение».

Иногда методы наведения порядка в стране были весьма специфическими: в рабочее время милиция устраивала фактические облавы на людей в магазинах, в кинотеатрах, музеях или театрах.

Например, во время сеанса в кинотеатре загорался свет, демонстрация кинофильма приостанавливалась, в зал заходили сотрудники милиции и люди в штатском и начинали проверять документы, уточняя, кто и где работает или учится. Тех, кто мог объяснить, почему в рабочее время находится не на работе или не на учёбе – отпускали. В частности на заводах, если возникала необходимость уйти с работы по разным неотложным причинам семейного характере или в поликлинику, рабочему или инженеру начальник цех или отдела выписывал соответствующую «бумажку». Тех, кто не мог дать вразумительных объяснений – привлекали к ответственности.

С другой стороны Ю.Андропов был инициатором начала проведения в стране реформ, но без выхода за рамки существующей социально-экономической системы.

Доподлинно известно, что возглавляя КГБ, Андропов не дал ход предложению начать преследование поэта и актёра Владимира Высоцкого, на чём очень настаивал главный коммунистический идеолог в составе Политбюро Суслов

Возможно, в своей позиции по отношению к поэтам Высоцкому и Евтушенко это было связано у Ю.Андропова с тем, что он сам был подвержен страсти к поэтической музе и сочинял… стихи! И сочинял много.

Однако официальных публикаций в печати периодической или отдельным поэтическим сборником стихов Ю.В.Андропова нет.

Есть появляющиеся в разных мемуарных воспоминаниях публикации стихов, которые авторы воспоминаний приписывают Ю.В.Андропову. Но насколько это соответствует действительности, то есть, точно ли те или иные строки принадлежат именно Андропову, сказать трудно. Хотя, скорее всего, принадлежат.

Например, такие:

«Сбрехнул какой-то лиходей, Как будто портит власть людей. О том все умники твердят С тех пор уж много лет подряд, Не замечая (вот напасть!), Что чаще люди портят власть…».

Или:

«Известно: многим Ка Гэ Бэ, Как говорят, «не по губе». И я работать в этот дом Пошёл, наверное б, с трудом, Когда бы не случился впрок Венгерский горестный урок…».

И, всё-таки, как сам сочиняющий стихи, Ю.В.Андропов и к другим сочинителям относился несколько иначе, чем к другим. Это можно было бы считать надуманным предположением, досужим вымыслом или художественным вымыслом.

Возможно, кто-то до сих пор так и считает, мол, откуда «у крокодила чувства сострадания к жертвам»!?

Однако события, которые произошли в Севастополе, в далёких уже от нас семидесятых годах прошлого столетия, скорее подтверждают тот факт, что грозный шеф КГБ проявлял некую, если можно так выразиться, «личную душевную слабину к поэтам» – эти события подтверждают.

Итак, всё по порядку.

Всё рассказанное ниже будет пересказом интересной истории, услышанной в одной из компаний, где как-то собрались представители разных поколений коренных севастопольцев и беседа под рюмочку «о настоящем» плавно перетекла в воспоминания «о былом».

Как уже отмечалось выше, по инициативе Ю.Андропова во все организации были внедрены спецотделы. Кроме того все высшее учебные заведения СССР, готовившие инженерные кадры, были взяты «под колпак».

В каждом городе, где был один или несколько технических вузов при городском управлении КГБ создавался специальный отдел, нацеленный исключительно на контроль студенчества этих вузов.

Делалось это сугубо в государственных интересах по одной простой причине: многие выпускники технических институтов/университетов, особенно по специальностям точного приборостроения, вычислительной техники и так далее, после защиты дипломов инженера, распределялись на предприятия, работавшие в структуре военно-промышленного комплекса СССР. И становились носителями тех или иных военных и государственных секретов.

С одной стороны этим «колпаком» КГБ на раннем этапе учёбы таких будущих секретоносителей мониторил возможные попытки вербовки на перспективу тех или иных студентов спецслужбами западных стран. С другой стороны «под колпаком» собирали досье на каждого студента-технаря – «кто чем дышит» – и давали в нужный момент свои негласные «рекомендации» о том, как и где новоиспечённый инженер сможет работать и быть использован на благо Родины, а где – нет и ни при каких условиях.

В принципе, это был практичный и прагматичный государственный подход к кадрам.

Как конкретно работал «сам колпак» – это уже «оперативная кухня» тогдашнего КГБ и об её «технических блюдах» можно только предполагать и догадываться.

Но вот то, что «колпак» работал надёжно – в этом можно нисколько не сомневаться.

Такой отдел по «контролю за студентами» был создан и в Севастополе при местном Управлении КГБ по городу. Потому что в Севастополе было тогда и имеется сейчас высшее учебное заведение по подготовке инженеров. Тогда это высшее учебное заведение называлось СПИ – Севастопольский Приборостроительный Институт. Сейчас этот вуз называется иначе: Севастопольский Государственный Университет.

Кто был студентом, тому рассказывать не надо, что такое студенческая жизнь. Эта жизнь может меняться во внешних формах, когда джинсы уже не являются «тлетворным влиянием запада» и многие студенты приезжают на учёбу сегодня на личных автомобилях, а ни как в 70-е годы на троллейбусах, и так далее. Но студенческая пора во все времена для многих навсегда останется в памяти временем исканий, мечтаний, душевных порывов, устремлений и, в какой-то степени, «бунтарских бурлений» в уме и в сердце.

Чаще всего на эмоционально-гармональном, а не на рационально-социальном уровне.

СССР в начале второй половины 20 века был очень закрытым государством. Но при всём при этом никакой организованной «студенческой фронды» по отношению к власти в стране не было от слова совсем. А были обычные советские студенты, жившие в массе своей интересами своей страны.

А за отдельными «студиозами» слегка «фарцующими» (спекулирующими) виниловыми пластинками западных рок-групп, жвачкой, джинсами или импортными сигаретами «колпак» КГБ и приглядывал, «фиксируя на карандаш».

И так получилось, что «на карандаш» КГБ в 1976 году в Севастополе попал один из студентов 5-го курса радиотехнического факультета СПИ. Причём попал не потому, что фарцевал, рассказывал анекдоты про Брежнева или таскал на лекции журнал «Плейбой», отвлекая тем самым «камчатцев» от учебного процесса.

Справка: «камчатка» это последние – одна-две – скамьи в аудитории, с заседавшими там «камчатцами», то есть подальше от преподавателя и поближе к тому, чтобы особо не напрягаться конспектированием лекции: почитать что-то из художественной литературы, подремать, помечтать или просто расслабиться…

Так вот тот студент ничем «крамольным» в глазах севастопольской «конторы глубокого бурения» за четыре года учёбы себя не проявил. Разве что играл на барабанах в вокально-инструментальном ансамбле не только музыкальные композиции советских авторов, но и тот же «Битлз» на танцах. Но это, так… для «конторы» ни о чём.

Сразу резко и о чём для севастопольской «конторы» стало после того, как в Управление КГБ по городу Севастополю обратились их коллеги из Управления КГБ по городу Николаеву после согласования своих действий с Москвой

Как оказалось, в николаевскую «контору» обратился один из жителей города, отставной сотрудников «органов», с информацией о том, что его сын, студент Николаевского судостроительного института, получает письма от какого-то севастопольского парня – имя, фамилия и адрес его проживания в Севастополе прилагаются к заявлению – в которых обычно, кроме текста самого письма, вложено два-три листа со стихами антисоветского содержания.

Почему, как и в связи с чем отец николаевского студента стал перлюстрировать почту своего сына – неизвестно. Каждое отдельное стихотворение маркировалось разнообразными, но иногда повторяющимися символами: где тюремная решётка, где сердце, где виселица, где серп и молот…

Так как севастопольский парень бывает в гостях у его сына, они дружили, изредка приезжая в Николаев и они вместе проводят время в окружении друзей его сына, то заявитель просит разобраться с тем, что происходит и не втягивают ли его сына в антисоветскую организацию, которая уже, по его мнению, действует в Севастополе и находится в стадии формирования в Николаеве.

Дело в том, что николаевский студент тоже сочинял стихи, и они познакомились друг с другом через одного общего знакомого, тоже севастопольца, учившегося в то время в николаевском музыкальном училище.

И в Севастополе стали разбираться с полученным сигналом очень даже рьяно. Потому что раскрытие антисоветского заговора сулило тем, кто его раскроет, определённые служебные перспективы.

И ещё потому рьяно, что в Севастополе уже был прецедент.

В июле 1969 года сотрудниками КГБ было закончено досудебное расследование и следствие по деятельности антисоветской группы молодёжи в Севастополе. В эту группу входили, в том числе, и дети не просто известных в городе людей, а людей при государственных должностях и званиях, как в прошлом, так в действующих на тот момент.

Дело и по сей день, если можно так выразиться, «мутное» и широко не «афишируемое». В Севастополе того времени усиленно муссировались слухи о том, что среди этой группы была и внучка адмирала Ф.Октябрьского, Героя Советского Союза, командовавшего Черноморским флотом и одного из руководителей обороны Севастополя в 1941-1942 годах.

Говорили и о том, что группу не устраивала не сама советская власть, а её партийное руководство, ведущее страну «не туда».

И вот опять информация об антисоветчине! И десяти лет не прошло!

Парня взяли под плотный контроль: отслеживались и анализировались все его контакты, как по учёбе, так и за пределами института, домашний телефон прослушивался, в общем, шла кропотливая работа.

Но с одним странным нюансом – Москва почему-то внимательно наблюдала за процессом разработки фигуранта.

Начался пятый курс, преддипломный, поездки парня в Николаев прекратились, но письма также приходили на николаевский адрес и стихи из этих писем попадали на стол следователей КГБ.

Весной 1977 года, после полугодичных «спецмероприятий» парня доставили в Управление КГБ по городу Севастополю, располагавшемуся на улице Ленина.

Нет, не арестовали, а именно доставили: утром, когда его родители ушли на работу, в квартиру позвонил человек в штатском, представился сотрудником милиции и попросил парня проехать «в отдел», так как ночью, якобы, обворовали музыкальную комнату с клубными музыкальными инструментами в Доме Культуры Строителей, а он со своим вокально-инструментальным ансамблем там накануне репетировал. Мол, всех собирают: надо пообщаться со следователями и рассказать на месте, если те чем-то будут интересоваться.

Но привезли его не в клуб, а в Управление КГБ по городу. Продержали в пустом коридоре на жёсткой деревянной небольшой лавочке почти час, а потом сотрудник, который за ним приезжал домой, пригласил его пройти в один из кабинетов, провёл его туда и вышел. В кабинете было двое мужчин: один за столом, перед которым парню предложили присесть на стул, а второй сидел сзади, за спиной, у двери с блокнотом в руках и ручкой.

Тот мужчина, который находился за столом, представился, назвав звание и свою фамилию, и, разложил перед парнем на пустом полированном столе веер листов бумаги с текстом от руки формата А4, спросил: «Это твои стихи?».

Просмотрев некоторые из листов, парень ответил: «Да, мои».

А дальше был долгий разговор/допрос протяжённостью почти в несколько часов.

Сидевший за столом сотрудник КГБ задавал массу вопросов по разным эпизодам за прошедшие пол года: по учёбе; в каких компаниях и с кем встречался, что отмечали и о чём говорили; кто присутствовал при этом; как проходили репетиции и общение в ансамбле; о чём разговаривали тогда-то и во время того-то с тем-то и прочее подобное.

Парень отвечал, о чём помнил – полно и подробно. Тот сотрудник, который сидел за спиной у двери, за это время не задал ни одного вопроса.

И что же в итоге? А в итоге то, что никакой антисоветской организации в городе нет, где бы состоял этот парень, а отсылка стихов приятелю в Николаев была исключительно его поэтическая самодеятельность сугубо личного характера. И лично он никой антисоветской пропаганды в своём окружении не вёл и не ведёт.

Весь собранный на парня материал получил подтверждение с его же слов, потому что парню нечего было утаивать. Как и предъявить ему обвинение в антисоветском заговоре. Хотя, предъявить, скорее всего, могли… И могли провести необходимые действия по исключению его из института с «волчьим билетом» во взрослую жизнь. И всякое подобное…

В конце беседы/допроса тот сотрудник, который сидел за столом, сказал: «А ты думал о том, что если твои стихи прочитают в эфире на радиостанциях «Голос Америки» или «Би-би-си», то как это отразиться на здоровье твоего отца, коммуниста, ветерана Великой Отечественной войны, на карьере твоего родного брата офицера и на сердце твой матери?».

Задумавшись на пару минут, парень ответил: «А вам мои стихи понравились?».

На что получил ответ: «Я поэзий не интересуюсь. Но «наверху» их читали» – и на короткое мгновение многозначительно поднял глаза к потолку.

Парня отпустили домой без всяких для него последствий. Что само по себе было очень странно.

Да, с него взяли подписку о том, что он всё осознал и «больше так делать не будет».

Но его не завербовали в тайные осведомители «для искупления вины», а просто отпустили домой.

Как сказали в компании, где рассказали эту историю, для тех, кто в СССР не родился и не вырос, трудно осознать особенности того времени и понять специфику ситуации, когда ты ощущаешь на себе не просто пристальный взгляд КГБ, а чувствуешь похлопывание «конторы» по плечу с вопросом: «Той ли дорогой идёшь, товарищ?»

Парень не был «сознательным» борцом с советской властью, и, вернувшись, домой, уничтожил все стихи, где не было про девушек, закаты или романтику моря и парусов.

А в КГБ сдали в архив разработку дела «Поэт».

Вот такую историю пришлось услышать в одной из севастопольских компаний.

Про парня же ответили, что он жив здоров, живёт в Севастополе. Понятно, что уже дедушка. Но здесь, в этой компании севастопольских старожилов его сейчас нет, и стихи он не пишет с 1977 года. Ни про девушек, ни про политику.

На вопрос же про то, а о чём же были те самые стихи, которые прочитали на «самом КаГэБэшном верху» и, вероятнее всего дали команду в лице Андропова-поэта парня не «прессовать», мне любезно вручили несколько листов на ознакомление. Правда, без объяснения откуда они. Уточнив лишь, что это всё, что осталось. И можно только предполагать, что там было ещё… И возможно до сих пор пылится где-то в «конторском» архиве на дальней полке в углу.

Сразу же оговорюсь – не буду давать никаких оценок этим работам.

Каждый из вас, уважаемые читатели, сделает это сам.

Но читая эти несколько сохранившихся (на фото ниже) стихотворений, не идеальных, может быть, в поэтическом плане, меня не покидала мысль о своеобразности подхода к оценке угроз советской власти со стороны тех, кто был поставлен эту власть защищать. Ведь стихи, это всего лишь рифмованно организованные слова для выражения мыслей и чувств, а не баррикады, гранаты и винтовки. Впрочем, такие были времена…

Второе стихотворение

Третье стихотворение

Четвёртое стихотворение

Парню в момент написания этих – и других, утерянных, строк – было лет 18-20. Комсомолец. Шёл 1977 год. Самый расцвет мощи Советского Союза. Ни гласности, ни перестройки – закрытое общество, чтобы «враждебная пропаганда» могла действенно добраться до его ушей… Да и чтобы придти к написанию таких строк, СВОЁ осмысление окружающего мира должно было начаться у парня, наверное, в лет 16-17?! Или ещё моложе!? И это в той советской реальности победившего социализма – и такие «осмысленные выводы» в таком возрасте таким «стихотворным способом»!?

Видимо Ю.В.Андропов тоже об этом подумал…

Интересно, а что же ещё было в других «крамольных» стихах севастопольского студента?!

Но, увы, сие нам знать не ведомо.