#ПОРТАЛ
Как жили геи в СССР
85 лет назад ЦИК СССР постановил ввести уголовную ответственность за «мужеложество». Как раз в то время большевистский радикальный прогрессизм и революционная утопия уступали место консервативному повороту. Одним из его следствий стали освященные законом гонения на сексуальные меньшинства, затянувшиеся на шестьдесят лет.
Эта неудобная и малоизученная в России тема ставит довольно парадоксальные исторические вопросы. Почему Советский Союз сначала первым в ряду развитых государств своего времени декриминализовал гомосексуальность, а потом чуть ли не дольше всех сохранял тюремное наказание для геев.
Почему хрущевская «оттепель» повлекла смягчение репрессий для всех, кроме гомосексуалистов, которых, напротив, с каждым годом сажали все больше и больше.
Почему вне закона оказались только однополые связи между мужчинами, в то время как лесбиянкам неприятности грозили, но во всяком случае не суд и тюрьма.
Почему диссидентское движение почти не интересовалось этой проблемой, а в постсоветской России никто из осужденных по антигомосексуальной статье не был реабилитирован.
В XIX и начале XX века в Российской Империи, как практически во всем мире, гомосексуализм преследовался уголовно, что обосновалось религиозными мотивами. Октябрьская революция полностью отменила царское законодательство, при этом наказание за однополые отношения возвращать не стали — секулярная идеология плохо сочетались с этим.
Долгое время большевики демонстрировали достаточно свободные взгляды на сексуальные вопросы. И в 20-е годы в Советской России «альтернативная» сексуальная ориентация не была включена ни в список преступлений, ни в список психических расстройств.
На конгрессе «Института сексуальных наук», проходившем в Копенгагене в 1928 году, СССР был объявлен участниками образцом сексуальной терпимости. В книге американского историка Дана Хили «Гомосексуальное влечение в революционной России», со ссылкой на очевидцев, приводятся случаи однополых свадеб матросов Балтийского флота в начале двадцатых годов. Ключевой же прецедент случился в 1922-м.
Жительница Ленинграда подделала документы и, выдавая себя за мужчину, зарегистрировала брак с другой женщиной. Фальсификация раскрылась, и лесбиянок отдали под суд, обвиняя в «противоестественной связи».
В суде тем не менее их оправдали, после чего наркомат юстиции выдал постановление считать этот брак законным. Женщины продолжили жить вместе и даже усыновили ребенка, а их случай спровоцировал дискуссию в советских юридических кругах.
Кстати, уголовные кодексы некоторых кавказских и среднеазиатских республик СССР практически в течение всех двадцатых годов продолжали рассматривать «педерастию» как преступление, либо отягчающее обстоятельство (напрашивается аналогия с «отдельным» положением с правами геев в некоторых республиках Северного Кавказа в наши дни).
Но на общем фоне советское законодательство выглядело очень толерантным: во многих странах Западной Европы в то же самое время геев сажали в тюрьму.
Так, в ФРГ гомосексуальность сама по себе оставалась подсудна до 1969 года, а, к примеру, в Англии — до 1967-го. В советской же России с 1917 по 1933 годы достаточно свободно практиковался гражданский однополый брак.
Об этом, кстати, свидетельствуют материалы уголовных дел, заведенных в ходе последующего разгрома советского гей-сообщества — их приводит тот же американец Хили.
Гомосексуализм как в той или иной степени патологический феномен психики в Советской России тогда пытались рассматривать — но не как «грех» или преступление, что уже было шагом вперед.
В среде социал-демократов считалось, что признание или отрицание прав той или иной группы населения — поле битвы между мистическими и научными взглядами. Полноценной наукой об обществе большевики полагали марксизм, который в основу дискриминации или эмансипации, необходимой в момент революционного перелома, ставил исключительно классовое начало. С этой точки зрения ущемление прав буржуазии можно было обосновать необходимостью подорвать ее влияние на политику и экономику.
Можно было объяснить репрессии против контрреволюционеров или просто потенциальных политических оппонентов, в том числе духовенства, опасностью реставрации свергнутого режима. Можно было обосновать ущемление религиозных свобод интересами продвижения научных взглядов в достаточно остылой крестьянской стране.
Но с точки зрения главенствующей на тот момент идеологии было очень сложно официально обосновать преследование по мотивам другой «инаковости» — цвета кожи, национальности или той же сексуальной ориентации.
Вообще наука того времени мало могла сказать о том, чего в гомосексуальности больше — социальной, биологической или какой-то иной предрасположенности. Но эта ниша легко заполнялась стереотипами.
В массовом сознании, и члены большевистской партии, само собой, этого тоже не избежали, имелось представление о близости гомосексуального и буржуазного.
Причина проста: создание пусть полуподпольной, но тем не менее достаточно раскрепощенной собственной субкультуры, с местами досуга, клубами, кругом общения и относительной неприкосновенностью позволяли себе только обеспеченные слои общества, например культурная богема.
Именно эти представители богатых слоев и были на виду, в то время как гомосексуалист из низов общества, наименее образованных и терпимых, был вынужден тщательно скрывать свои наклонности, чтобы не стать изгоем, а то и жертвой расправы. Все это подталкивало наблюдателей к выводу: гомосексуальность — есть разновидность буржуазного упадочничества, рожденного в том числе половой пресыщенностью.
В конце 20-х годов власть сосредоточил в своих руках генсек ВКП (б) Иосиф Сталин, с которым связывают поступательную консервативную реакцию в СССР. За все время его правления был запрещены не только однополые отношения, но и аборты, совместное обучение мальчиков и девочек, в армии введены некогда ненавистные коммунистам персональные воинские звания и погоны, а в культуре внедрена обновленная «на красный манер» имперская эстетика.
Эта глобальная реформа сопровождалась и идеологизацией советской науки, которая в итоге так и не подступилась к биологическим основам гомосексуальности, полностью подменяя их «растлевающим» социальным влиянием.
Впрочем, еще до официального запрета большевики нередко эксплуатировали «народную гомофобию» в ходе своих агитационных кампаний, рассказывая о развращенности клерикальных, буржуазных и других чуждых пролетариату кругов. Это наложилось на внешнюю политику, в частности, на отношения к происходящему в Германии, где компартия сперва защищала сексуальные меньшинства от агрессии нацистских движений, а после не удержалась от использования гомофобии в своей борьбе против нацистской партии, некоторые известные деятели которой, например Эрнст Рем, были гомосексуалами.
На этом фоне в начале тридцатых в партийные и силовые органы СССР хлынули массы молодых карьеристов, детей крестьян. Отчасти наследуя патриархальным воззрениям своих предков, отчасти чутко ловя конъюнктурные ветры, они были склонны искать в инаковости следы враждебного влияния.
Возможно, именно этим объясняются рейды НКВД, прошедшие осенью 1933 года в Москве и Ленинграде, в ходе которых были арестованы сотни гомосексуалистов.
Глава наркомата Генрих Ягода вывел теорию о существовании подпольной «педерастической организации», которая работала на иностранные разведки и расширяла свое влияние, обращая в свои члены молодежь, в том числе в армии и на флоте. В таком виде версия была представлена Сталину, который поручил «мерзавцев» наказать и принять профилактические законодательные меры.
Ягода вскоре направил генсеку готовый проект постановления Президиума ЦИК СССР, предписывающий введение уголовной ответственности за мужеложество.
Почти ровно 85 лет назад, 17 декабря Президиум ЦИК СССР принял постановление в предложенном виде:
«На основании ст. 3 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик президиум Центрального исполнительного комитета Союза ССР постановляет:
1. Распространить уголовную ответственность за мужеложество, то есть половое сношение мужчины с мужчиной, на случай добровольных сношений, независимо от недостижения одним из участников половой зрелости.
2. Предложить центральным исполнительным комитетам союзных республик включить в уголовные кодексы этих республик новую статью следующего содержания:
«Мужеложество, то есть половое сношение мужчины с мужчиной, влечёт за собою — лишение свободы на срок до пяти лет.
Мужеложество, совершённое с использованием зависимого положения либо с насилием, за плату, по профессии или публично, влечёт за собою — лишение свободы сроком до восьми лет».
Петербургский историк Тимофей Раков рассказал, что гомосексуальность, да и в целом сексуальная и психологическая ненормативность либо «проблемность» ассоциировались с кризисом и распадом буржуазной личности. Не случайно именно в 1930-е начинается и преследование психоанализа, на долгие годы исчезнувшего из советской науки, хотя в те же 1920-е в СССР он был в моде.
«Эти процессы связаны в целом, я думаю, с идеологией форсированного рывка к социализму, который нужно было построить не только в экономике, но и во всей общественной сфере. Поэтому проблемы буржуазной и мелкобуржуазной личности должны были быть отброшены», — считает Раков.
Другая сторона этого же вопроса, по мнению историка, военная угроза, в том числе в связи с приходом нацистов к власти в Германии. Нарастание угрозы войны подстегивало тревогу за те человеческие ресурсы, которыми будут располагать сражающиеся государства. Потому особенное внимание властей уделяется семье как источнику производства «человеческого материала». Гомосексуальные мужские пары не способны производить детей, а значит, они косвенно влияют на обороноспособность страны.
«Так что геи из непонятной группы, которыми интересуются врачи и психиатры, вдруг стали социальной категорией, воспринимаемой как враждебная государству. Плюс ещё и буржуазная», — говорит Тимофей Раков.
Отдельная тема связана с концентрацией репрессивной политики строго на однополых связях между мужчинами.
Отношения между лесбиянками в Советском Союзе не были уголовно наказуемы, причем так это обстояло и в других странах, в том числе в нацистской Германии.
Наверное, это можно попробовать объяснить предустановками любого достаточно патриархального общества, в котором сексуальным меньшинствам жить, как правило, неуютно. В его специфической социальной и моральной обстановке мужчина для государства гораздо важнее, чем женщина, именно он считается основным действующим лицом истории, и именно ему адресуются требования консервативного кодекса.
1 апреля 1934 года соответствующая статья была внесена в УК РСФСР под номером 154-а. Происходило это при пропагандистской поддержке: в том же году Максим Горький в своей статье «Пролетарский гуманизм» уже прямо отождествлял фашизм и гомосексуальность. В письме от 10 июня 1934 года к одному из своих корреспондентов Горький хвалился, что «эту статейку очень одобрил товарищ Сталин».
«В стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодёжь, признан социально преступным и наказуемым, а в „культурной“ стране великих философов, учёных, музыкантов он действует свободно и безнаказанно. Уже сложилась саркастическая поговорка: „Уничтожьте гомосексуалистов — фашизм исчезнет“», — утверждал писатель, чей последний тезис получил широкое распространение.
Исчерпывающего разъяснения термина «мужеложество» ни в законах, ни в последующих постановлениях Верховного суда СССР не содержалось. Более того, по инерции 1933 года дела против гомосексуалов в годы сталинизма часто переплетались с обвинениями в контрреволюционном заговоре. Например, Сталину было доложено, что при «ликвидации очагов гомосексуалистов» в Наркомате иностранных дел был «выявлен» Дмитрий Флоринский, а в ходе допроса он якобы признался в однополых связях, а также в том, что в 1918 году «являлся платным немецким шпионом, будучи завербованным секретарем германского посольства в Стокгольме». Сначала Флоринский, бывший фактическим создателем советского дипломатического протокола, был осужден на пять лет за «мужеложество», а под конец срока расстрелян якобы за шпионаж.
После смерти Сталина репрессивная политика в отношении гомосексуалов не была пересмотрена. Напротив, в 1958 году МВД РСФСР издало приказ «Об усилении борьбы с мужеложеством», чье содержание засекречено и поныне. Любопытно, что по времени это почти совпало с антигейской кампанией в США, где в начале пятидесятых маккартисты ассоциировали коммунизм с сексуальными меньшинствами и договорились до того, что порой называли гомосексуализм секретным оружием Сталина против американских ценностей.
Иными словами, доводы агрессивных консерваторов по обе стороны океана друг друга почти в точности зеркалили, хотя масштабы репрессий, разумеется, отличались. Впрочем, достоверных данных о количестве геев, осужденных за первые 27 лет их преследования в СССР, нет — в среднем называется цифра в 60 тысяч человек, но фигурируют и числа вдвое меньшие или большие целый на порядок.
Такая путаница связана еще и с тем, что, как уже говорилось, нередко вместо мужеложества им необоснованно приписывали политические статьи, хотя внимание органов они привлекали именно своей ориентацией.
В 1961 году, когда статью за мужеложество отменили в США, РСФСР принимает новый Уголовный кодекс, где соответствующая ответственность предусмотрена новой, 121-й статьей. Она почти повторяла свою предшественницу, но была лишена нижнего предела наказания: в теории, если судья хотел его смягчить, руки его были развязаны.
Тем не менее, по имеющимся данным, в период 1960–1970 годов число приговоров по антигомосексуальной статье выросло на 40% и продолжало оставаться на этом уровне. В 1961 году было осуждено 705 человек, спустя двадцать лет, в 1981-м, уже 1229, это данные только по РСФСР.
Тимофей Раков поясняет, что однозначный ответ на вопрос, почему на фоне ослабления репрессий давление на геев в Советском Союзе лишь возрастало, дать непросто. По его мнению, необходимо разобраться с тем, какова была практика правоприменения по этой статье не столько в отношении отдельных известных представителей интеллигенции, сколько как эта практика выглядела в большинстве уголовных дел.
«Думаю, ответ кроется в том, что этой статьей легко манипулировать, она имеет неясные формулировки, а сам факт мужеложества ведь как подтвердить, так и опровергнуть сложно, — комментирует историк. — Так что, вероятно, статья 121 была удобным инструментом давления на нелояльную интеллигенцию и другие группы общественности, и в некоторых случаях такое обвинение скрывало истинные мотивы преследования. Одной из самых известных жертв, например, был режиссер Сергей Параджанов, и можно предполагать, что преследовался он, скорее, за свое творчество. Археолог Лев Клейн был осужден за мужеложество в 1981-м тоже, скорее, за независимость мышления, чем за гомосексуальные отношения».
С начала 70-х международные правозащитные организации начали делать первые заявления о преследовании сексуальных меньшинств в СССР, в то время как тогдашних советских диссидентов эта тема интересовала крайне мало.
В 1983 году появилась первая советская правозащитная гей-лесби-организация «Голубая лаборатория», чья деятельность через три года была тихонечко подавлена КГБ. Тем не менее тема декриминализации гомосексуализма открыто обсуждалась советскими юристами в годы перестройки, что отражалось и в прессе.
В 1989-м с концертами против уголовного преследования геев выступили член группы «АукцЫон» Владимир Веселкин и певец Гарик Сукачёв.
Спустя два года петицию за отмену 121-й статьи подписали десятки рок-групп, отдельных музыкантов, журналистов и деятелей культуры. Тем не менее статья после распада СССР не была отменена. В 1991 году по ней осудили 462, в 1992 — 227 человек. Закон о декриминализации однополых отношений был принят в мае 1993 года, причем не в силу общественной дискуссии, а в рамках законодательных реформ, необходимых для вступления в Совет Европы.
Однако отбывающие в этот момент срок за мужеложество не были освобождены, а ранее осужденные — реабилитированы, как это произошло, например, с жертвами политических репрессий.
Эта неудобная и малоизученная в России тема ставит довольно парадоксальные исторические вопросы. Почему Советский Союз сначала первым в ряду развитых государств своего времени декриминализовал гомосексуальность, а потом чуть ли не дольше всех сохранял тюремное наказание для геев.
Почему хрущевская «оттепель» повлекла смягчение репрессий для всех, кроме гомосексуалистов, которых, напротив, с каждым годом сажали все больше и больше.
Почему вне закона оказались только однополые связи между мужчинами, в то время как лесбиянкам неприятности грозили, но во всяком случае не суд и тюрьма.
Почему диссидентское движение почти не интересовалось этой проблемой, а в постсоветской России никто из осужденных по антигомосексуальной статье не был реабилитирован.
В XIX и начале XX века в Российской Империи, как практически во всем мире, гомосексуализм преследовался уголовно, что обосновалось религиозными мотивами. Октябрьская революция полностью отменила царское законодательство, при этом наказание за однополые отношения возвращать не стали — секулярная идеология плохо сочетались с этим.
Долгое время большевики демонстрировали достаточно свободные взгляды на сексуальные вопросы. И в 20-е годы в Советской России «альтернативная» сексуальная ориентация не была включена ни в список преступлений, ни в список психических расстройств.
На конгрессе «Института сексуальных наук», проходившем в Копенгагене в 1928 году, СССР был объявлен участниками образцом сексуальной терпимости. В книге американского историка Дана Хили «Гомосексуальное влечение в революционной России», со ссылкой на очевидцев, приводятся случаи однополых свадеб матросов Балтийского флота в начале двадцатых годов. Ключевой же прецедент случился в 1922-м.
Жительница Ленинграда подделала документы и, выдавая себя за мужчину, зарегистрировала брак с другой женщиной. Фальсификация раскрылась, и лесбиянок отдали под суд, обвиняя в «противоестественной связи».
В суде тем не менее их оправдали, после чего наркомат юстиции выдал постановление считать этот брак законным. Женщины продолжили жить вместе и даже усыновили ребенка, а их случай спровоцировал дискуссию в советских юридических кругах.
Кстати, уголовные кодексы некоторых кавказских и среднеазиатских республик СССР практически в течение всех двадцатых годов продолжали рассматривать «педерастию» как преступление, либо отягчающее обстоятельство (напрашивается аналогия с «отдельным» положением с правами геев в некоторых республиках Северного Кавказа в наши дни).
Но на общем фоне советское законодательство выглядело очень толерантным: во многих странах Западной Европы в то же самое время геев сажали в тюрьму.
Так, в ФРГ гомосексуальность сама по себе оставалась подсудна до 1969 года, а, к примеру, в Англии — до 1967-го. В советской же России с 1917 по 1933 годы достаточно свободно практиковался гражданский однополый брак.
Об этом, кстати, свидетельствуют материалы уголовных дел, заведенных в ходе последующего разгрома советского гей-сообщества — их приводит тот же американец Хили.
Гомосексуализм как в той или иной степени патологический феномен психики в Советской России тогда пытались рассматривать — но не как «грех» или преступление, что уже было шагом вперед.
В среде социал-демократов считалось, что признание или отрицание прав той или иной группы населения — поле битвы между мистическими и научными взглядами. Полноценной наукой об обществе большевики полагали марксизм, который в основу дискриминации или эмансипации, необходимой в момент революционного перелома, ставил исключительно классовое начало. С этой точки зрения ущемление прав буржуазии можно было обосновать необходимостью подорвать ее влияние на политику и экономику.
Можно было объяснить репрессии против контрреволюционеров или просто потенциальных политических оппонентов, в том числе духовенства, опасностью реставрации свергнутого режима. Можно было обосновать ущемление религиозных свобод интересами продвижения научных взглядов в достаточно остылой крестьянской стране.
Но с точки зрения главенствующей на тот момент идеологии было очень сложно официально обосновать преследование по мотивам другой «инаковости» — цвета кожи, национальности или той же сексуальной ориентации.
Вообще наука того времени мало могла сказать о том, чего в гомосексуальности больше — социальной, биологической или какой-то иной предрасположенности. Но эта ниша легко заполнялась стереотипами.
В массовом сознании, и члены большевистской партии, само собой, этого тоже не избежали, имелось представление о близости гомосексуального и буржуазного.
Причина проста: создание пусть полуподпольной, но тем не менее достаточно раскрепощенной собственной субкультуры, с местами досуга, клубами, кругом общения и относительной неприкосновенностью позволяли себе только обеспеченные слои общества, например культурная богема.
Именно эти представители богатых слоев и были на виду, в то время как гомосексуалист из низов общества, наименее образованных и терпимых, был вынужден тщательно скрывать свои наклонности, чтобы не стать изгоем, а то и жертвой расправы. Все это подталкивало наблюдателей к выводу: гомосексуальность — есть разновидность буржуазного упадочничества, рожденного в том числе половой пресыщенностью.
В конце 20-х годов власть сосредоточил в своих руках генсек ВКП (б) Иосиф Сталин, с которым связывают поступательную консервативную реакцию в СССР. За все время его правления был запрещены не только однополые отношения, но и аборты, совместное обучение мальчиков и девочек, в армии введены некогда ненавистные коммунистам персональные воинские звания и погоны, а в культуре внедрена обновленная «на красный манер» имперская эстетика.
Эта глобальная реформа сопровождалась и идеологизацией советской науки, которая в итоге так и не подступилась к биологическим основам гомосексуальности, полностью подменяя их «растлевающим» социальным влиянием.
Впрочем, еще до официального запрета большевики нередко эксплуатировали «народную гомофобию» в ходе своих агитационных кампаний, рассказывая о развращенности клерикальных, буржуазных и других чуждых пролетариату кругов. Это наложилось на внешнюю политику, в частности, на отношения к происходящему в Германии, где компартия сперва защищала сексуальные меньшинства от агрессии нацистских движений, а после не удержалась от использования гомофобии в своей борьбе против нацистской партии, некоторые известные деятели которой, например Эрнст Рем, были гомосексуалами.
На этом фоне в начале тридцатых в партийные и силовые органы СССР хлынули массы молодых карьеристов, детей крестьян. Отчасти наследуя патриархальным воззрениям своих предков, отчасти чутко ловя конъюнктурные ветры, они были склонны искать в инаковости следы враждебного влияния.
Возможно, именно этим объясняются рейды НКВД, прошедшие осенью 1933 года в Москве и Ленинграде, в ходе которых были арестованы сотни гомосексуалистов.
Глава наркомата Генрих Ягода вывел теорию о существовании подпольной «педерастической организации», которая работала на иностранные разведки и расширяла свое влияние, обращая в свои члены молодежь, в том числе в армии и на флоте. В таком виде версия была представлена Сталину, который поручил «мерзавцев» наказать и принять профилактические законодательные меры.
Ягода вскоре направил генсеку готовый проект постановления Президиума ЦИК СССР, предписывающий введение уголовной ответственности за мужеложество.
Почти ровно 85 лет назад, 17 декабря Президиум ЦИК СССР принял постановление в предложенном виде:
«На основании ст. 3 Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик президиум Центрального исполнительного комитета Союза ССР постановляет:
1. Распространить уголовную ответственность за мужеложество, то есть половое сношение мужчины с мужчиной, на случай добровольных сношений, независимо от недостижения одним из участников половой зрелости.
2. Предложить центральным исполнительным комитетам союзных республик включить в уголовные кодексы этих республик новую статью следующего содержания:
«Мужеложество, то есть половое сношение мужчины с мужчиной, влечёт за собою — лишение свободы на срок до пяти лет.
Мужеложество, совершённое с использованием зависимого положения либо с насилием, за плату, по профессии или публично, влечёт за собою — лишение свободы сроком до восьми лет».
Петербургский историк Тимофей Раков рассказал, что гомосексуальность, да и в целом сексуальная и психологическая ненормативность либо «проблемность» ассоциировались с кризисом и распадом буржуазной личности. Не случайно именно в 1930-е начинается и преследование психоанализа, на долгие годы исчезнувшего из советской науки, хотя в те же 1920-е в СССР он был в моде.
«Эти процессы связаны в целом, я думаю, с идеологией форсированного рывка к социализму, который нужно было построить не только в экономике, но и во всей общественной сфере. Поэтому проблемы буржуазной и мелкобуржуазной личности должны были быть отброшены», — считает Раков.
Другая сторона этого же вопроса, по мнению историка, военная угроза, в том числе в связи с приходом нацистов к власти в Германии. Нарастание угрозы войны подстегивало тревогу за те человеческие ресурсы, которыми будут располагать сражающиеся государства. Потому особенное внимание властей уделяется семье как источнику производства «человеческого материала». Гомосексуальные мужские пары не способны производить детей, а значит, они косвенно влияют на обороноспособность страны.
«Так что геи из непонятной группы, которыми интересуются врачи и психиатры, вдруг стали социальной категорией, воспринимаемой как враждебная государству. Плюс ещё и буржуазная», — говорит Тимофей Раков.
Отдельная тема связана с концентрацией репрессивной политики строго на однополых связях между мужчинами.
Отношения между лесбиянками в Советском Союзе не были уголовно наказуемы, причем так это обстояло и в других странах, в том числе в нацистской Германии.
Наверное, это можно попробовать объяснить предустановками любого достаточно патриархального общества, в котором сексуальным меньшинствам жить, как правило, неуютно. В его специфической социальной и моральной обстановке мужчина для государства гораздо важнее, чем женщина, именно он считается основным действующим лицом истории, и именно ему адресуются требования консервативного кодекса.
1 апреля 1934 года соответствующая статья была внесена в УК РСФСР под номером 154-а. Происходило это при пропагандистской поддержке: в том же году Максим Горький в своей статье «Пролетарский гуманизм» уже прямо отождествлял фашизм и гомосексуальность. В письме от 10 июня 1934 года к одному из своих корреспондентов Горький хвалился, что «эту статейку очень одобрил товарищ Сталин».
«В стране, где мужественно и успешно хозяйствует пролетариат, гомосексуализм, развращающий молодёжь, признан социально преступным и наказуемым, а в „культурной“ стране великих философов, учёных, музыкантов он действует свободно и безнаказанно. Уже сложилась саркастическая поговорка: „Уничтожьте гомосексуалистов — фашизм исчезнет“», — утверждал писатель, чей последний тезис получил широкое распространение.
Исчерпывающего разъяснения термина «мужеложество» ни в законах, ни в последующих постановлениях Верховного суда СССР не содержалось. Более того, по инерции 1933 года дела против гомосексуалов в годы сталинизма часто переплетались с обвинениями в контрреволюционном заговоре. Например, Сталину было доложено, что при «ликвидации очагов гомосексуалистов» в Наркомате иностранных дел был «выявлен» Дмитрий Флоринский, а в ходе допроса он якобы признался в однополых связях, а также в том, что в 1918 году «являлся платным немецким шпионом, будучи завербованным секретарем германского посольства в Стокгольме». Сначала Флоринский, бывший фактическим создателем советского дипломатического протокола, был осужден на пять лет за «мужеложество», а под конец срока расстрелян якобы за шпионаж.
После смерти Сталина репрессивная политика в отношении гомосексуалов не была пересмотрена. Напротив, в 1958 году МВД РСФСР издало приказ «Об усилении борьбы с мужеложеством», чье содержание засекречено и поныне. Любопытно, что по времени это почти совпало с антигейской кампанией в США, где в начале пятидесятых маккартисты ассоциировали коммунизм с сексуальными меньшинствами и договорились до того, что порой называли гомосексуализм секретным оружием Сталина против американских ценностей.
Иными словами, доводы агрессивных консерваторов по обе стороны океана друг друга почти в точности зеркалили, хотя масштабы репрессий, разумеется, отличались. Впрочем, достоверных данных о количестве геев, осужденных за первые 27 лет их преследования в СССР, нет — в среднем называется цифра в 60 тысяч человек, но фигурируют и числа вдвое меньшие или большие целый на порядок.
Такая путаница связана еще и с тем, что, как уже говорилось, нередко вместо мужеложества им необоснованно приписывали политические статьи, хотя внимание органов они привлекали именно своей ориентацией.
В 1961 году, когда статью за мужеложество отменили в США, РСФСР принимает новый Уголовный кодекс, где соответствующая ответственность предусмотрена новой, 121-й статьей. Она почти повторяла свою предшественницу, но была лишена нижнего предела наказания: в теории, если судья хотел его смягчить, руки его были развязаны.
Тем не менее, по имеющимся данным, в период 1960–1970 годов число приговоров по антигомосексуальной статье выросло на 40% и продолжало оставаться на этом уровне. В 1961 году было осуждено 705 человек, спустя двадцать лет, в 1981-м, уже 1229, это данные только по РСФСР.
Тимофей Раков поясняет, что однозначный ответ на вопрос, почему на фоне ослабления репрессий давление на геев в Советском Союзе лишь возрастало, дать непросто. По его мнению, необходимо разобраться с тем, какова была практика правоприменения по этой статье не столько в отношении отдельных известных представителей интеллигенции, сколько как эта практика выглядела в большинстве уголовных дел.
«Думаю, ответ кроется в том, что этой статьей легко манипулировать, она имеет неясные формулировки, а сам факт мужеложества ведь как подтвердить, так и опровергнуть сложно, — комментирует историк. — Так что, вероятно, статья 121 была удобным инструментом давления на нелояльную интеллигенцию и другие группы общественности, и в некоторых случаях такое обвинение скрывало истинные мотивы преследования. Одной из самых известных жертв, например, был режиссер Сергей Параджанов, и можно предполагать, что преследовался он, скорее, за свое творчество. Археолог Лев Клейн был осужден за мужеложество в 1981-м тоже, скорее, за независимость мышления, чем за гомосексуальные отношения».
С начала 70-х международные правозащитные организации начали делать первые заявления о преследовании сексуальных меньшинств в СССР, в то время как тогдашних советских диссидентов эта тема интересовала крайне мало.
В 1983 году появилась первая советская правозащитная гей-лесби-организация «Голубая лаборатория», чья деятельность через три года была тихонечко подавлена КГБ. Тем не менее тема декриминализации гомосексуализма открыто обсуждалась советскими юристами в годы перестройки, что отражалось и в прессе.
В 1989-м с концертами против уголовного преследования геев выступили член группы «АукцЫон» Владимир Веселкин и певец Гарик Сукачёв.
Спустя два года петицию за отмену 121-й статьи подписали десятки рок-групп, отдельных музыкантов, журналистов и деятелей культуры. Тем не менее статья после распада СССР не была отменена. В 1991 году по ней осудили 462, в 1992 — 227 человек. Закон о декриминализации однополых отношений был принят в мае 1993 года, причем не в силу общественной дискуссии, а в рамках законодательных реформ, необходимых для вступления в Совет Европы.
Однако отбывающие в этот момент срок за мужеложество не были освобождены, а ранее осужденные — реабилитированы, как это произошло, например, с жертвами политических репрессий.
